Мария Маркиз: Интервью с Леонидом Бабаевым

 

M. М.  Мы с Вами познакомились в 2004 году на ахал-текинской выставке в Швеции. Что Вам запомнилось из этого мероприятия? Какое было общее впечатление? Были ли лошади особо понравившиеся или наоборот?

 

Л. Б.  Прошло 15 лет, как будто из другой жизни. Это был наш пик противоречий и противостояния с Татьяной Рябовой, с её авторитарностью управления породой. Выставка в Швеции была нашим вызовом этой авторитарности, это была первая выставка без неё, была надежда, что есть люди, готовые взять на себя ответственность за управление и будущее породой. Вот иллюзией этой надежды и запомнилась та выставка в Швеции. Еще запомнился энтузиазм участников, их было немного из Швеции и Норвегии, но мы были молоды и хотели что-то изменить в жизни. Запомнился средневековый ресторан в Стокгольме.

Что касается лошадей, то ничего не вспоминается особо, их уровень по сравнению с тем, что я привык видеть в Ставропольском, в Дагестане, был ниже, да и критерии судейства были по ВНИИКу. Сегодня я не готов участвовать в таких выставках ни в каком качестве. Сегодня для меня самым важным критерием оценки лошадей является качество движений, а сами выставки должны быть спектаклем с сюжетом и интригой, важно создавать ШОУ, слово, которого так избегают, не любят мои коллеги.

 

 

М. М.  Я перевожу Ваши статьи уже много лет и, как мне кажется, вижу, эволюцию Ваших взглядов на цели разведения, рынок, задачи, стоящие перед заводчиками. Опишите пожалуйста, как Вы сами видите эволюцию своего мышления. Или вы считаете, что Ваше видение современного ахалтекинского коневодства сформировалось уже тогда и с тех пор не менялось?

 

Л. Б.  Пожалуй, Вы правы, мои взгляды, конечно, эволюционируют. Иной раз читаешь свои старые статьи и думаешь о том, что какую фигню я писал и как это было наивно. Наверное, эволюцию моих взглядов можно охарактеризовать уходом из самодостаточного маленького мира ахалтекинской лошади со всеми его узкоспециальными породными “штучками” в мир межпородной масштабной конкуренции. Выход за рамки внутрипородного комфорта. Эта эволюция – мой конфликт и с самим собой, и с ахалтекинским обществом.

 

 

М. М.  Теперь давайте конкретно о лошадях:

Кто Ваша самая любимая матка за историю завода?

 

Л. Б.  Нет, я не смогу ответить на этот вопрос, любовь подразумевает конечность, какой-то терминал, достигнув которого тебе хорошо и комфортно. Для профессии такое состояние опасно стагнацией, чтобы прогрессировать, надо постоянно выходить из этой самой зоны комфорта, куда тебя затягивает любовь. Каждая следующая генерация должна опровергать предыдущую, девальвировать её. Моё мнение, в коннозаводстве нет места для персональной любви. Часто наши клиенты хотят купить жеребёнка прямо из-под матери в надежде, что маленькие жеребята дешевле. Но это не так, эти новородившиеся жеребята - уже следующая генерация, они - будущее и завода, и породы в целом, они - плоды новых инвестиций, как материальных, так и интеллектуальных и они, конечно же, дороже предыдущих генераций. Если это не так, то это не коннозаводство, а мои коллеги, которые ценят своё будущее дешевле настоящего, не коннозаводчики.

 

 

М. М.  А была ли матка, заводская карьера которой по каким-то причинам не сложилась, но вы возлагали на неё большие надежды?
 

Л. Б.  Конечно, самый яркий пример - Ганджа от Гайсана и Дамджи. Ганджа была ах, как хороша, но карьера не сложилась. Возможно, оценки некоторых лошадей тоже претерпевают эволюцию в моём сознании, то, что ценилось прежде, сейчас переосмысливается. К Мадар Шаэль я так и не нашёл ключик, кобыла удивительной породности и ярких движений, но её потомство меня не впечатлило, и я её продал. И сейчас есть кобылы, потенциал которых я раскрыть пока не могу.

 

 

М. М.  Из проданных Вами за эти годы лошадей, есть ли такие, которых Вы сожалеете, что продали?

 

Л. Б.  Скорее нет, чем да. Завод живёт за счёт продаж и продавать надо хороших лошадей, чтобы они в новых местах пропагандировали заводскую селекцию. Например, Рурси Шаэль, которая оставила в заводе прекрасных дочерей, была продана в другой завод и продуцирует там не менее, а возможно и более ярко, чем в родном заводе.

 

 

М. М.  Считаете ли Вы Макку представителем линии Гаяза, или же он все-таки в стороне, уникален и сам по себе?

 

Л. Б.  Вы же знаете моё отношение к линиям, это всё условность, которой не стоит придавать значения. На мой взгляд, Макка Шаэль – это прежде всего, сын своей матери Меланы (Омар – Мушмулла). Конечно же, Макка – это и его бабка Пампа (Глазок – Париза). Я очень уважаю Макку, он очень талантлив, есть большое сожаление, что здоровье не позволило развивать его карьеру. С его сыном Мазхаром Шаэль от Хавы Шаэль я связываю развитие заводской селекции, а его самого считаю выдающимся. Хороши и дочери Макки: Хеленей Шаэль (Хева Шаэль), Хамиши Шаэль (Хамис Шаэль), Айман Шаэль (Айелет Шаэль).

 

 

М. М.  Какие его качества Вы наиболее цените и с каким постоянством они передаются потомству?
 

Л. Б.  Думаю, это энергия и качество движений. Детей Макки сразу можно узнать по особой пластичности. В целом, они не поражают какой-то изысканной породностью, иной раз простоваты, но они все прекрасно сложены, имеют прочный костяк и замечательно двигаются.

 

 

М. М.  Назовите, пожалуйста, лошадей завода, на которых Вы возлагали племенные надежды, но они не реализовались; и объясните, почему.
 

Л. Б.  Первое, что приходит в голову - это Оюн Шаэль. С рождения он выделялся красотой и статью. У жеребца было всё, чтобы стать Большой лошадью. Но, к сожалению, отсутствовала та самая энергия, темперамент, которых так боятся рядовые любители верховой езды и которую так ищут большие всадники. Надеюсь, что некоторые дети Оюна за счёт своих матерей имеют искомый темперамент, чтобы стать Большими лошадьми. Такие же надежды связаны были и с Сере 2-м (Якыр - Айханум), и расстались мы с ним по этой же причине.

 

 

М. М.  Из живущих ныне Ахалтекинских жеребцов, какого из них Вы бы хотели использовать? Даже если это желанный, но, по разным причинам, недостижимый вариант?

 

Л. Б. Хотел Дамира - внука Мелесура и сына Дарги из Гели, но он пал, надо присмотреться к кому-то из его сыновей. Интересна деятельность Дор Сакара (Газанч – Мервер) в Ставропольском, ставка его первых сыновей кажется интересной. Есть жеребчик этого года от Газомёта (Майдан - Газа) там же. Памел Кан от Мелесура, отец Сапар Кана в Дакоре. В целом, выбор очень ограничен.

 

 

М. М.  А из жеребцов прошлого - кого бы из них Вы сейчас включили в свою племенную работу?
 

Л. Б.  Ясман, Мелесур, Омар, Посман (серый), Дербент, Юлдуз, это те, кого я знал.

 

 

М. М.  Поговорим про рынок последних 30ти лет. Как он изменился, с Вашей точки зрения?

 

Л. Б.  Порода ушла окончательно из секторов рынка утилитарного использования лошади и целиком перешла в сектор экзотики. Меня это печалит, возможно, другим это вполне комфортно. Я вижу в этом деградацию ахалтекинской лошади, путь в никуда.

 

 

М. М.  Продажи в Китай, Вы считаете их:
- коммерческой удачей?
- финансовой необходимостью?
- неизбежным фактом глобальной экономики?
- из всех лошадей, безвозвратно проданных за последние годы в Китай, есть ли одна-две, которых Вы бы хотели бы вернуть в доступный Российским заводчикам генофонд ?

 

Л. Б.  Это просто данность, которая закрепила экзотическое направление развития породы, считаю это вредным направлением, тормозящим развитие породы в сторону конкурентной борьбы с современными спортивными породами мира. Многие мои коллеги считают это удачей и нацелены именно на развите селекции экзотических качеств, востребованных на китайском рынке. Мне кажется это ошибочным и имеющим краткосрочный эффект. Кроме того, я боюсь, что подобная селекция окончательно уничтожит утилитарные качества породы. Что я и наблюдаю на выставках, глядя на современный продукт селекции “под Китай”.

Я не сожалею о проданных лошадях в Китай с точки зрения их селекционной ценности, я жалею об их судьбе, которая не включает в себя никакого развития. Ахалтекинская лошадь в Китае – это элемент тщеславия. Минус в карму - продавать ценных с утилитарной точки зрения лошадей в Китай. Это просто отход творчества, как своего, так и наших предшественников. Я всегда оцениваю свои усилия и труд с точки зрения достоинства, которые заложил Шамборант, и нам нельзя опускать эту планку.

 

 

М. М.  Поговорим о географии Ахалтекинского коннозаводства: эпицентр в России? Или все-таки есть очаги вне ее?
 

Л. Б.  Пока существует Ставропольский конный завод и пока там главным зоотехником работает А. Климук – это будет так. Но я бы хотел рассматривать географию вне границ, а именно в лицах. Эпицентр там, где работают личности, вокруг которых вертится ахалтекинский мир и его география. Ни Россия, ни любая другая страна не приложили никаких усилий для развития ахалтекинского коннозаводства. Более того, вмешательство государства, любого, в дела коннозаводства я считаю вредными, туркменское коннозаводство - яркий тому пример и именно потому, что Туркменистан поставил государственные кордоны международному управлению породой. Фактически, историческая родина породы потеряла её в границах государства. Ахалтекинская порода носит глобальный характер и должна существовать вне границ и вне местечковых законов, которые навязывают нам далёкие от породы люди.
Нет географических эпицентров, есть персонифицированные эпицентры.

 

 

М. М.  Лучший ахалтекинский жеребец в Европе?  

 

Л. Б.  Я не знаком с европейским коннозаводством, меня туда не приглашают для оценки качества их поголовья. А ездить туристом мне не с руки, хватает других хлопот. Тем не менее, какие-то импортированные туда лошади вполне хороши. Навскидку, например, Отман Шаэль, Оюн Шаэль - оба сыновья Гаранта или сын Газыра - Хызыр Шаэль. Но скрупулёзно и профессионально оценить европейское поголовье я не могу, просто не знаком. Тот фото- и видеоматериал, который до меня доходит, пока не впечатляет до того уровня, чтобы мне захотелось кого-то оттуда использовать в своей селекции.

 

 

М. М.  Лучшая матка?
 

Л. Б.  По той же причине не могу оценить и маток, правда, недавно восхитила Саванна от Сайвана, был очень удивлён, что кобыла такого уровня была продана за пределы завода, где родилась. Саванна могла бы украсить любой самый изысканный табун. Но из-за отсутствия достаточного количества классных жеребцов маткам трудно себя проявить в Европе.

Но, назовём лучшей Саванну.

 

 

М. М.  Нужны до сих пор породе выставки в том формате, в котором их проводят уже лет тридцать? В спортивных породах существуют выводки молодняка и керунги жеребцов - и дальше всё, только спорт. А ахалтекинцев все водят на поводке. Кому это надо и надо ли вообще?  
 

Л. Б.  Отвечу коротко – мне не нужны и я давно перестал в них участвовать. Мне выставки нужны в качестве витрины, мне нужны шоу с сюжетом и интригой. Если этого нет, то мне не нужны такие выставки, хоть в каком формате, и европейском в том числе. Заводчику не нужна экспертиза выставки (кёрунга), заводчик наблюдает своих лошадей с момента рождения, составляет собственную оценку, коррелирует её с оценкой экспертов, которых он приглашает в завод в течение роста и развития лошади, и самостоятельно принимает решения о племенной или спортивной перспективе той или иной лошади. Заводчику нужна витрина, где он может показать свой товар покупателю. Если организаторы выставок такой витрины предоставить не могут, то такие выставки заводчику не нужны, назови их хоть кёрунгом, хоть как угодно.

 

 

М. М.  Вы выбрали для себя в селекции направление в выездку. Каков Ваш план на сегодня, который мог бы позволить Вам реализовать свои высокие амбиции? Даже чисто теоретически - что Вам требуется (пусть на данный момент это нереально), чтобы реализовать свой план?

 

Л. Б.  Не только выездку, прыжковые качества тоже. Просто выездка, на мой взгляд, наиболее доступна возможностям и физическим данным ахалтекинской лошади, в выездке у нас есть история. План простой - создавать лошадей с качественными аллюрами, востребованными в выездке и конкуре, рослых, компактных, резких, энергичных и, конечно же, узнаваемо породных. Что мне требуется? Тут целый фактор условий. Нужно переломить негативный имидж, созданный экзотическим направлением селекции и экзотическими мифами об эксклюзивной характерности лошади, например, о мифе “лошади одного хозяина”. Все эти экзотические мифы подогревают комплексы неполноценности экзотических поклонников породы, и они их всячески развивают и пропагандируют. Нужны положительные примеры использования наших лошадей в спорте и не единичные, что требует достаточных затрат. Нужна стабильная экономическая и политическая ситуация в мире, когда люди могут планировать своё развитие, а не выживание. Нас же всё время трясёт и бросает из крайности в крайность. Ну и нужна удача, когда какой-то крупный инвестор решит вложить избыток своих средств не в церкви, яхты и дворцы, а в ахалтекинскую лошадь, когда правитель возводит не золоченные статуи ахалтекинским лошадям, а вкладывает средства в развитие и продвижение породы. Но это всё из области мечтаний. А пока любители текинцев поют осанну золотым статуям текинцев.

Что остаётся, надо просто работать и идти своей дорогу.

 

 

М. М.  Давайте честно: за 30 лет селекции, спортивные результаты ахалтекинских лошадей до сих пор исключительно скромные, при всех поправках на численность поголовья, и даже принимая во внимание лошадей КСК Успенский. В чем главные причины этого фиаско?
 

Л. Б.  Я практически ответил на этот вопрос в предыдущем ответе. Эти 30 лет для нас не были гладкими, это и период становления, это вынужденный переезд подальше от войны, становление на новом месте, череда экономических кризисов, начиная с Перестройки и заканчивая текущим с некоторой изоляцией России. Мы всё время выживаем и даже в этих условиях, опираясь на мнение многих экспертов из мира большого спорта, нам удалось поднять качество лошадей до конкурентного с лучшими породами мира. Я бы не называл это фиаско, это просто путь, трудный, ухабистый, но мы идём, во всяком случае, пока. Оглядываясь назад, не думаю, что нам должно быть стыдно, из каждой возможности удалось выжать максимум того, что было в наших силах.

 

 

М. М.  Абсент: его слава красит породу или вредит ей?
 

Л. Б.  Признаюсь, нахожу этот вопрос абсурдным. Конечно, красит, а как иначе? Это база, фундамент того, что наши усилия не тщетны, что высший успех уже был покорён, и ничто не мешает нам покорить его опять.

 

 

М. М.  Вы живете в городе, в заводе бываете не каждый день, даже, наверное, не каждую неделю. Это неудобно? Вам хотелось бы играть большую роль в повседневном укладе жизни завода?
 

Л. Б.  Хотелось бы, но как есть. С другой стороны, такая ситуация позволяет сохранить свежий взгляд на лошадей, нет определённой замыленности, когда ты каждый день с ними. Кроме того, современные средства - интернет, гаджеты позволяют сократить дистанцию.

 

 

М. М.  Вас никогда не тянет поседлать лошадь?
 

Л. Б.  Нет. Уже давно мне важнее наблюдать их со стороны.

 

 

М. М.  Поговорим о Леониде Бабаеве как о личности: на публике (по крайней мере, в виртуальном пространстве) Вы нередко заставляете людей закатывать глаза. Вы такой же в повседневной жизни или это именно Ваша общественная персона?

 

Л. Б.  Я не думаю, что я разный, я всегда один и тот же и не играю никаких ролей. Признаться, мне сложно понять, что заставляет этих самых людей закатывать глаза, что им не так. Я всегда остро чувствую фальшь, игру, высокомерие и сразу расставляю всё по своим местам. Я уже говорил выше, к сожалению, наша порода уходит в сферу экзотики, а экзотические животные часто привлекают к себе экзотических людей и, когда их много, то на их фоне ты со своей нормальностью и трезвым взглядом уже выглядишь ненормальным и вызываешь у них отторжение. Мне приятнее думать, что являюсь лакмусовой бумагой нормальности по отношению людей к себе. Мне достаточно лет и я не делаю карьеру, чтобы делать перед кем-либо лицо, могу себе позволить говорить то, что думаю.

 

 

М. М.  Последние пару лет на Фейсбуке бурлила Ваша открытая ссора с Тито Понтекорво. У Вас какие-то принципиальные возражения против господина Понтекорво как человека? Как заводчика? В чем смысл скандала на виду у публики?

 

Л. Б.  Не пару лет, намного больше. Я терпел высокомерие и хамство Тито с самого начала нашего знакомства, ещё с середины 90-х годов. Были моменты просто вопиющие, такие как обвинение меня в отравлении его лошади, просто бред. Я старался не пересекаться с этим человеком, но он постоянно провоцировал меня, цеплял на наших митингах по самым ничтожным поводам. И тем не менее, я старался держать его на дистанции.

Но в разгар обострения моих разногласий с ВНИИКом в 2007 году, когда биоматериалы моих лошадей были выкинуты на помойку, я прекратил свои отношения с ВНИИКом и перестал регистрировать там лошадей. Моё твёрдое убеждение, что ахалтекинской лошадь может называться только тогда, когда она зарегистрированна в Племенной Книге. Нравится мне это или нет, но Книгой руководит ВНИИК, а значит, если мои лошади там не регистрируются, то они не могли называться ахалтекинскими.

Тогда я объявил всему миру о новом бренде, породе, если хотите, которая разводится по чистокровным стандартам и является продолжением ахалтекинской породы, но регистрируется отдельно и назвал эту породу Шаэль-Теке. Я вынужден был как-то позиционировать своих лошадей, по сути, это был единственный возможный способ продолжать своё коннозаводство вне юрисдикции ВНИИКа. Точно такая же ситуация в Туркменистане, которые прекратили своё сотрудничество с ВНИИКом, но оставили себе претензию на бренд. Разница с моей ситуацией в том, что я сохранил чистокровные стандарты разведения, а они нет.

Этот факт как-то сильно возбудил Тито, и он написал мерзкий пасквиль, где обвинил меня в мегаломании и прочих смертных грехах, что я покусился в своей гордыне на святое и многое другое. Каждый эту статью может прочитать у него на сайте, каждое слово в ней – это низкая ложь и мерзость.

Это было последней каплей моего терпения. Я публично обличил его во лжи и лицемерии. Вот суть этого скандала. Я неоднократно предлагал ему публично извиниться, но, как есть. Кроме того, его лизоблюдство в Туркмении, где он поддерживает губительную для ахалтекинской породы политику, делает его соучастником преступлений, творящихся там по отношению к породе.

Если говорить о профессии, то как заводчик он никто и, когда он публично пыжится в качестве эксперта, пишет книги, статьи о своём опыте, то это вызывает смех. К сожалению, новоприбывшие в породу люди ему верят и я считаю своим долгом развенчивать миф его величия. Среди профессиональных заводчиков его мнение ничтожно. Впрочем, о нём мало кто говорит и вспоминает в России.

 

 

М. М.  Ссора с Понтекорво настроила многих членов мировой текинской общественности против Вас. Вы не считаете, что это негативно отразилось на Вашей карьере как заводчика? Вам не кажется, что такие <акции> могут отпугнуть потенциальных покупателей? 

 

Л. Б.  Не ощущаю этого, может, разве что какие-то ярые поклонники Тито, вроде Даши Коул и иже. На карьеру заводчика отражается качество производимых им лошадей. К сожалению, нашим экзотическим клиентам совершенно не важно качество, для них важны какие-то мистические и декоративные фишки и меньше всего они думают о Леониде вс Тито. Ну, а если клиенту нужно качество, то ему тем более не важны закулисные ссоры заводчиков, он смотрит лошадь. Я не себя предлагаю, а лошадей.

 

 

М. М.  Кого в Ахалтекинском мире (необязательно среди заводчиков) Вы считаете своими соратниками. И кого злоумышленниками?

 

Л. Б.  Вопрос провокационный. Единомышленниками я считаю всех, кто преследует определённую цель и логически идёт к ней. Но цель должна быть функциональной, не экзотической, не декоративной, а повторюсь, функциональной.

Соответственно, тех кто не преследует функциональную цель, я считаю злоумышленниками и называю размноженцами. Размноженцы часто даже не понимают базовых вещей, их деятельность сильно девальвирует породу. К сожалению, их много. Всё это возможно при существующем управлении породой.

Помимо заводчиков своими соратниками считаю промоутеров, тренеров, спортсменов, которые вкладывают свой труд, талант и средства в достижении этих целей. Не думаю, что надо создавать белый и черный списки, можно кого-то забыть.

 

 

М. М.  В интервью, которое мы сделали с Вами лет 15 назад, вы сказали, что видите себя в старости сидящим на террасе, попивающим чай с вареньем и глядящим на резвящихся жеребят. Это видение Вашего будущего изменилось или так и осталось с тех пор? 

 

Л. Б.  Видимо, молод и наивен был, когда сказал это. Некогда заводчику стареть, время проходит в постоянных заботах о выживании завода в тех политических и экономических перепитиях, которые трясут нас последнее десятилетие. Да и цели становятся всё выше и выше, требования к спортивной лошади всё круче и конкуренция со стороны спортивного коннозаводства всё жёстче. Нам надо предъявлять свои козыри, благодаря которым клиент придёт к нам. Стареть просто некогда. Надо просто просить господ Альцгеймера и Паркинсона придти попозже.